Охота на Эльфа [= Скрытая угроза] - Ант Скаландис

За те доли секунды, какие понадобились незваному гостю, чтобы ввалиться к нам вместе со стеклянным крошевом, я успел сообразить: он не начнет стрелять, пока не коснется ногами пола — это как минимум, и ещё я отметил некую деталь в его одежде, которая отбивала всякую охоту стрелять на поражение или даже по ногам. Это был натуральный камикадзе, обмотанный крест-накрест специально упакованной взрывчаткой, словно какой-нибудь балтийский матрос семнадцатого года пулеметной лентой.

— Не стрелять!! — заорал он сразу, видно, ещё мечтал пожить, даже идя на такое дело, или захотел жить внезапно, в последний момент, когда нас увидел.

А уж потом террорист добавил обязательные в подобных случаях пожелания:

— Бросить оружие! Руки вверх!

Он поводил стволом «Калашникова» из стороны в сторону, но явно не собирался открывать огонь — очевидно, по той же самой причине: всего один ответный выстрел или даже случайная искра могли стать для всех присутствующих последним аккордом в этой симфонии абсурда. В драматургии такой жанр есть, Циркач мне как-то рассказывал про театр абсурда. А вот насчет музыки — это я, наверно, только что придумал. Было с чего.

Малый, влетевший в окно, оказался смуглым, с черной бородой и усами и напомнил мне полевого командира Сайхана из Нагай-юртовского, кажется, района. Может, ещё и это заставило не стрелять сразу. Кричал он с явным акцентом, не поручусь, что чеченским, пожалуй, даже и не кавказским, а вот в глазах его полыхала дикая, отчаянная, фанатичная решимость и злоба. Я только у чеченов и видел такую. Тем не менее это был персонаж из какой-то другой пьесы, и если бы после «Руки вверх!» он сказал «Ой, извините, я, наверно, не туда попал!», оно прозвучало бы вполне нормально.

Растерянность была на лицах у всех, включая Павленко. Увереннее других держался все-таки именно сам внезапный гость. Возможно, уверенности добавлял ему широкий монтажный пояс и прочная капроновая лонжа, прикрепленная к этому поясу сзади. Очевидно, в любую секунду, подав условный сигнал, допустим, двойным подергиванием, наш оконный террорист готов был вознестись обратно на небо при поддержке соучастников. Но не менее очевидно было и то, что вознестись он собирается вместе с Павленко. Это и было его слабым местом. Для грамотного выполнения подобного трюка требовалось ввалиться в комнату как минимум вдвоем.

Никто из наших не спешил стрелять, даже после того, как этот моджахед потребовал от Павленко подойти к нему вплотную. Все ребята следили за моими движениями и ждали сигнала. Конечно, мы не бросили оружия, но и не дразнили его поднятыми стволами.

— Делайте то, что он говорит, — скомандовал теперь уже я перепуганному насмерть господину президенту «Корпорации Феникс» и попытался объяснить одними глазами свой замысел, то есть попросту успокоить мужика.

Не думаю, что этот лощеный и молодящийся тип так уж прямо и успокоился, но подчиниться человеку с «калашом» и взрывчаткой ума у него хватило. И вот, наконец, моджахед обнял Павленко и утратил контроль за своим стволом на какую-то долю секунды. Доля, признаться, оказалась очень приличной. Пока он перехватывал жертву поудобнее и давил на спусковой крючок, одновременно вновь пытаясь ловить в прицел хотя бы одного из нас, мы успели сделать все необходимое.

Пиндрик совершил самый невероятный в своей жизни прыжок, пронырнул весь кабинет от двери до окна, где-то на середине оттолкнулся от пола руками и каблуком вышиб из рук террориста автомат, уже начавший стрелять и угрожавший в этот момент сильнее всего именно ему, Пиндрику. Циркач подскочил к окну, присел и, прикрываясь подоконником, отстриг верхушки ближних сосен, то есть шарахнул практически наугад в темноту в направлении умчавшейся вверх лонжи. А почему она умчалась? Да потому что я, Фил и Шкипер дружно и почти одновременно ударили из трех стволов чуть повыше головы нашего гостя с единственной целью отрезать (в буквальном смысле) его путь к отступлению.

И все это нам удалось в лучшем виде. В общем, Циркач ещё не высадил всей обоймы, а Павленко уже весьма шустро вырвался из смертельных объятий, после чего мы приобрели возможность с чистой совестью отправить гостя туда же, откуда он пришел. Ну, то есть, не совсем туда же, пониже чуть-чуть, ведь на сосну забрасывать — это нам было бы в напряг, так что мы его просто уронили на травку перед домом, с не смертельной, кстати, высоты, но на всякий случай от окна отпрянули. И правильно сделали: что-то там у него перемкнуло в хитрой электронике взрывателя, и грохот раздался хороший — как от небольшой авиационной бомбы. Все здание задрожало, капитальная стена — на века строилась! — дала видимую трещину от фундамента до крыши, а с потолка на стол и наши головы посыпалась штукатурка и прочая дребедень. На какую-то секунду даже погас свет, но, к счастью, очень быстро включился аварийный — с этим у Павленко все было отлично, так что никто из присутствующих не успел совершить с перепугу ничего необратимого.

Да и громкая связь после взрыва не перестала работать. Так что Аристарх Николаевич ещё раз продублировал для всего уцелевшего личного состава прежнюю инструкцию — ни в коем случае не пытаться входить в его кабинет. После чего сел в кресло с ещё большей невозмутимостью, нежели раньше, стряхнул на пол мусор со стола, расслабил узел галстука, шумно выдохнул и, наконец, сопровождаемый нашими пристальными взглядами, открыл холодильник.

— Пиво будете? Сингапурское, «Тайгер». Рекомендую.

4

Я не пью совсем. Ничего и никогда. Некоторые даже думают, что я зашитый. Пусть думают — мне все равно. Вот ещё — рассказывать каждому встречному и поперечному об истинных причинах! Причины-то непростые. Даже хваленые спецы в Конторе руками развели, а я от предложенных ими экспериментов отказался.

Алкоголь на меня действует, мягко говоря, странно. Я его принимал внутрь три раза в жизни. Первый раз это случилось на выпускном вечере в школе. Времена были странные, андроповские, и шла какая-то очередная кампания по борьбе за трезвость, возможно местного, уральского, а то и городского масштаба. Короче говоря, шампанского полагалось наливать всем, а водку приносили подпольно в плоских бутылочках по карманам, и в этом был особый шик. Я по торжественному случаю решил попробовать глотнуть малость. Начал грамотно, с малых оборотов — два бокала шампанского, и мне уже стало хорошо, то есть настолько хорошо, что все девчонки, которых в обычные дни я не слишком-то и жаловал, показались вдруг топ-моделями, больше того, я начал видеть их тела сквозь платья. Это не художественный образ, это было действительно так, хотите верьте, хотите нет. Семнадцать лет — сперма рвется на волю, как шампанское, и кровь кипит, пронизанная пузырьками. Я возбудился сверх всякой меры, но сдерживающие центры ещё работали, и от большого юношеского ума я решил, дабы успокоиться, дабы усмирить плоть, накатить вместе с ребятами ещё и водочки. Ну, и накатил, граммчиков двести пятьдесят — триста.

Эффект превзошел все ожидания. Тормоза отказали полностью, и я начал приставать к девчонкам конкретно. Ну, сами посудите, ведь для меня они все были голые. Удивительно то, что я не проявлял грубости. Я ни одну из них не изнасиловал. Я их очаровывал, убеждал, убалтывал, я добивался того, что они сами кидались мне на шею, я уводил их всех по очереди в какие-то пустующие классы, в спортивный зал на маты, в лаборатории, на диван в учительскую, в кусты на заднем дворе, в цветник на большой клумбе перед школой… Они сами снимали трусики и отдавались мне с восторгом, но и я тоже получал массу удовольствия, было незабываемо, ярко, сладко, восхитительно… Пока не возник откуда-то разъяренный бородатый мужик в сопровождении милиционера — чей-то папаша. И дальше я очень плохо помню.

Утро, тяжелая голова, милиция, врачи, родители…

Ребята потом рассказали, что перетрахал я двенадцать девчонок из восемнадцати возможных. Самое удивительное, что ни одна из них не забеременела — Господь хранил, хоть я в него и не верил, а большого скандала удалось избежать лишь потому, что через три дня после выпускного мы уезжали из Челябинска в Москву. Папаня военный. Его часто с места на место перебрасывали. Ну а я поступил в Москве в Высшую школу КГБ, и началась новая жизнь.

Второй случай был через три года в Воркуте. Друзья уговорили, и я, что называется, «на слабо» выпил бутылку пива. И вроде ничего, даже понравилось. Выпил ещё одну и еще… Ребята видят: все нормально, и разрешили мне одному выйти вроде как в туалет. Но я пошел в магазин. Купил бутылку водки. (Воркута! Восемьдесят седьмой год! Где достал?! Фантастика…) Бутылка была выпита тут же, из горла. Мозги мгновенно съехали набекрень, и я отправился в город искать приключений.

Кто ищет, тот всегда найдет. На центральной улице — дело было ближе к полуночи, трое расхлябанных переростков приставали к девушке. Зря они это делали. Судьба тех ребят до сих пор неизвестна мне. Контора по сей день тщательно скрывает результаты давнишнего инцидента. Лишь однажды Владимир Геннадиевич проговорился, что одного из тех придурков нашли на крыше трехэтажного дома, другого в канализационном стоке, под решеткой, а третьего не нашли вовсе. Может быть, это легенда, но кое-что я знаю наверняка: именно после случая в Воркуте Контора всерьез заинтересовалась мною, и в итоге я был переведен совсем в другое управление, где и познакомился с Циркачом, Филом, Шкипером и Пиндриком.